After a long journey
down corridors where pretty little things tripped by, shaking thermometers, and
first an ascent and then a descent in two different lifts, the second of which
was very capacious with a metal-handled black lid propped against its wall and
bits of holly or laurel here and there on the soap-smelling floor, Dorofey, like
Onegin's coachman, said priehali ('we have arrived') and gently
propelled Van, past two screened beds, toward a third one near the window. There
he left Van, while he seated himself at a small table in the door corner and
leisurely unfolded the Russian-language newspaper Golos (Logos).
(1.42)
Blok's poem Golos
is khora ("Voice from Choir", 1914) ends in the
lines:
Будьте ж довольны жизнью своей,
Тише воды,
ниже травы!
О, если б знали, дети, вы,
Холод и мрак грядущих
дней!
Quieter than water,
lower than grass,
Be glad now with your
life!
Oh, if you could foresee, children,
The cold and dark of days
to come!
The proverbial phrase
tishe vody, nizhe travy ("quieter than water, lower than grass")
was used by Dostoevski in Bednye lyudi ("Poor Folk,"
1846):
Маменька
его очень любила. Но старик ненавидел Анну Фёдоровну, хотя был пред нею тише
воды, ниже травы.
Mama was very fond of him.
But the old man hated Anna Fyodorovna, though he was as quiet as a mouse and
humbler than dust in her presence.
In Blok's Vozmezdie ("Retribution,"
1910-21) Dostoevski compares the hero's father to Byron. "He is a Byron,
ergo he is a demon" (the monde decides).
According to Berdyaev (the philosopher who
admired Dostoevski), Logos was absent from Blok's words when he spoke and from
the poetry he wrote:
Это есть самая большая и мучительная проблема поэзии:
она лишь в очень малой степени причастна Логосу, она причастна Космосу. В поэзии
Блока стихия лирическая нашла себе самое чистое и совершенное выражение. Русский
поэтический ренессанс начала XX века заключал в себе смертоносные яды, и в него
вошли элементы онтологического растления (говорю — онтологического, а не
морального). Но о Блоке должен быть совершенно особый разговор. А. Блок - один
из величайших лирических поэтов. На нём можно изучать природу лирической стихии.
Когда мне приходилось разговаривать с Блоком, меня всегда поражала
нечленораздельность его речи и мысли. Его почти невозможно было понять. Стихи
его я понимаю, но не мог понять того, что он говорил. Для понимания нужно было
находиться в том состоянии, в каком он сам находился в это мгновение. В его
словах совершенно отсутствовал Логос. Блок не знал никакого другого пути
преодоления и просветления душевного хаоса, кроме лирической поэзии. В его
разговорной речи ещё не совершалось того прекрасного преодоления хаоса, который
совершался в его стихах, и потому речь его была лишена связи, смысла, формы, это
были какие-то клочья мутных ещё душевных переживаний... Он может быть выше ума,
но ума в нём не было никакого, ему чуждо было начало Логоса, он пребывал
исключительно в Космосе, в душе мира.
In his speech on the 84th anniversary of Pushkin's death, O naznachenii
poeta ("On a Poet's Destination," 1921), Blok does not mention Logos. But,
like Berdyaev, he speaks of Cosmos (as a harmony opposed to chaos):
Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил,
порядок мировой жизни. Порядок - космос, в противоположность беспорядку - хаосу.
Из хаоса рождается космос, мир, учили древние. Космос - родной хаосу, как
упругие волны моря - родные грудам океанских валов. Сын может быть не похож на
отца ни в чём, кроме одной тайной черты; но она-то и делает похожими отца и
сына.
Both in his speech and in his last poem, Pushkinskomu domu
("To the Pushkin House," 1921), Blok mentions taynaya svoboda (secret
freedom), a phrase from Pushkin's poem "To N. Ya. Plyuskov" (1818) ending in the
lines:
i nepodkupnyi golos
moy
byl ekho russkogo naroda.
and my incorruptible voice
was an echo of the Russian people.
According to Berdyaev, Blok had nothing demonical about him and was
unprotected to demons surrounding him:
Менее всего можно про Блока сказать, что в нём было
демоническое начало, но он был беззащитен перед демоническими
началами.
Demon Veen (Van's and Ada's father) married Aqua Durmanov, the twin sister
of Marina (Van's, Ada's and Lucette's mother). Soon after her marriage poor Aqua
went mad and discovered that she could understand the voice of her
namesake, water (1.3).
Van's and Ada's half-sister Lucette is linked to Blok's
Incognita:
He [Van] headed for the
bar, and as he was in the act of wiping the lenses of his black-framed
spectacles, made out, through the optical mist (Space's recent revenge!), the
girl whose silhouette he recalled having seen now and then (much more
distinctly!) ever since his pubescence, passing alone, drinking alone, always
alone, like Blok's Incognita. (3.3)
P'yanitsy s glazami krolikov (the drunks with the eyes of rabbits)
crying out "in vino veritas!" in Blok's Incognita bring to
mind Dr Krolik, Ada's teacher of natural history.
in vino veritas + dar = istina v vine +
ardor
dar - gift
istina v vine - in wine is truth (the last words
in Blok's Incognita that happen to be the solution of Ada's
charade)
Ada or Ardor relates to Dar, as
Nabokov's Logos does to
Sirin's beautiful Golos. Blok is the author of Sirin and
Alkonost, the Birds of Joy and Sadness (1899).
Alexey Sklyarenko