A dewdrop on russet moss eventually finds
a stylistic response in the aquamarine tear on her flaming cheekbone. Another
trip from the port to the interior reveals the central girl's long white left
thigh; we visit souvenir stalls: Ada's red-lacquered talons, which lead a man's
reasonably recalcitrant, pardonably yealding wrist out of the dim east to the
bright russet west, and the sparkle of her diamond necklace, which, for the
nunce, is not much more valuable than the aquamarines on the other (west) side
of Novelty Novel lane. (Ada, 2.8)
I wonder if VN knew a poem by Veronika Tushnova (1915-65)
included her book "Второе дыхание" (A Second Wind, 1961), in
which there are aquamarine tears on a tree branch (as well
as moss in the old steps of stairs):
Всё в доме пасмурно и ветхо,
скрипят
ступени, мох в пазах...
А за окном - рассвет и ветка
в
аквамариновых слезах.
А за окном кричат вороны,
и страшно яркая
трава,
и погромыхиванье грома,
как будто валятся дрова.
Смотрю в
окно, от счастья плача,
и, полусонная ещё,
щекою чувствую горячей
твоё прохладное плечо...
Но ты в другом, далёком доме
и даже в
городе другом.
Чужие властные ладони
лежат на сердце дорогом.
...А
это всё - и час рассвета,
и сад, поющий под дождём, -
я просто выдумала
это,
чтобы побыть с тобой вдвоём.
On the other hand, VN would probably know G. Ivanov's
poem "Петроградские волшебства" (The
Petrograd Enchantments, 1915) in which aquamarines shiver in the
Neva's water in a white night and there are tears of delight:
Заря поблекла, и редеет
Янтарных облаков
гряда,
Прозрачный воздух холодеет,
И глухо плещется вода.
Священный
сумрак белой ночи!
Неумолкающий прибой!
И снова вечность смотрит в
очи
Гранитным сфинксом над Невой.
Томящий ветер дышит снова,
Рождая
смутные мечты,
И вдохновения былого,
Железный город, полон
ты!
Дрожат в воде аквамарины,
Всплывает легкая
луна...
И времена Екатерины
Напоминает тишина.
Колдует душу сумрак
сонный,
И шепчет голубой туман,
Что Александровской колонны
Еще не
создал Монферран.
И плющ забвения не завил
Блеск славы давней и
живой...
...Быть может, цесаревич Павел
Теперь проходит над
Невой!..
Восторга слёзы — взор туманят,
Шаги далекие
слышны...
Тоской о невозвратном — ранят
Воспоминанья старины.
А
волны бьются в смутной страсти,
Восток становится светлей,
И вдалеке
чернеют снасти
И силуэты кораблей.
Aqua's husband
Demon Veen (the father of Van and Ada) was a lover of Aqua's twin
sister Marina (Van's, Ada's and Lucette's mother): Marina, with perverse vainglory, used to affirm in bed that
Demon's senses must have been influenced by a queer sort of 'incestuous'
(whatever that term means) pleasure (in the sense of the French
plaisir, which works up a lot of supplemetary spinal vibrato), when he
fondled, and savored, and delicately parted and defiled, in unmentionable but
fascinating ways, flesh (une chair) that was both that of his wife and
that of his mistress, the blended and brightened charmes of twin peris, an
Aquamarina both single and double, a mirage in an emirate, a germinate gem, an
orgy of epithelial alliterations. (1.3)
Alexey Sklyarenko