Любовь. Ну, ты совсем как младенец из "Лесного
царя".
Lyubov'. You are like the
babe in Erlkoenig. (The Event, Act Three)
In his article Suvorin and Chekhov (1914)
Merezhkovsky quotes practically the full text of "Лесной царь" (Zhukovsky's version of Goethe's
Erlkoenig):
Какое-то наваждение, злая чара, колдовство
проклятое, напоминающее сказку о «Лесном царе».
Кто скачет, кто мчится
под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой...
«Дитя, что ко
мне ты так робко прильнул»?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул...
«Хладная мгла» — «русские потёмки», как определяет сам Чехов безвременье
90-х годов, из которого он вышел; вышел и Суворин.
«Он в тёмной короне,
с густой бородой».
—О, нет, то белеет туман над водой...
Туман,
рождающий призраки, нечисть, колдовство проклятое.
In his article Merezhkovsky also quotes the saying связался чёрт с младенцем ("a case of the
babe and the devil"):
Пусть в суворинских злых делах Чехов неповинен,
как младенец; но вот чёрт с младенцем связался.
In Suvorin's evil deeds Chekhov may be innocent, as a child;
but here is a case of the babe and the devil.
While Troshcheykin is a babe (cf. his words to Revshin: Я ведь как малый ребёнок*), Barbashin (Lyubov's former
lover who attempted to kill her and her husband) and Barboshin (the private
detective whom Troshcheykin hired to protect his and his wife's lives from
Barbashin) are two incarnations of the devil.
Любовь. Ну, ты совсем как младенец из
"Лесного царя". И главное - это всё было уже раз, всё-всё так было, ты сказал
"тень", я сказала "младенец", и на этом вошла мама.
Антонина Павловна. Я пришла с вами попрощаться.
Хочу раньше лечь сегодня.
Любовь. Да, я тоже
устала.
Антонина Павловна. Какая ночь... Ветер как
шумит...
Трощейкин. Ну, это по меньшей мере странно: на
улице, можно сказать, лист не шелохнётся.
Антонина Павловна. Значит, это у меня в ушах.
Трощейкин. Или шёпот музы.
According to Antonina Pavlovna (who came to say goodnight),
the night is wild and windy. But Troshcheykin finds it odd: there is
no wind at all.** Antonina Pavlovna: "then it is the hum in my ears."
Troshcheykin sarcastically suggests that it is the Muse's
whisper.
Antonina Pavlovna's name and patronymic are Chekhov's in
feminine key. In his article Merezhkovsky quotes Chekhov's
letter of November 25, 1892, to Suvorin: У нас нет чего-то,
это справедливо, [и это значит, что поднимите подол
нашей музе, и Вы увидите там плоское
место.***]
*I am like a little child. (Act Two)
**cf. Goethe's Wanderers Nachtlied (1780): "Kaum einen Hauch"
***"...lift up the hem of our Muse's skirt and you'll see a flat spot
there." The words in brackets were omitted by Merezhkovsky (or his censor).
Btw., I quote this letter of Chekhov in my article on Ada as a
charade-like novel. In another interesting letter (of November 3, 1888) to
Suvorin, Chekhov speaks of Merezhkovsky's article on him, "Старый вопрос по поводу нового таланта" ("The Old Question
Apropos of the New Talent," 1888).
Alexey Sklyarenko