Subject
fishing in Lik, in The Circle & in The Gift
From
Date
Body
According to Koldunov (one of the two main characters in VN’s story Lik, 1939), as a child he used to catch bychki (gobies) with Lik:
– Сомнительная личность,-- перебил Колдунов.-- Мэфий-туа. Хорошо... Вот это, значит, мой Саша. Отметим. Рад. Рад тебя опять встретить. Это судьба! Помнишь, Саша, как мы с тобой бычков ловили? Абсолютно ясно. Одно из лучших воспоминаний. Да.
Лик твёрдо знал, что с Колдуновым никогда в детстве рыбы не уживал, но растерянность, скука, застенчивость помешали ему уличить этого чужого человека в присвоении несуществующего прошлого.
“Dubious character,” interrupted Koldunov. “Méfie-toi. Well, well—so here is my Lavrusha. Remarkable! I’m glad. Glad to meet you again. That’s fate for you! “Remember, Lavrusha, how we used to catch gobies together? As clear as if it happened yesterday. One of my fondest memories. Yes.”
Lik knew perfectly well that he had never fished with Koldunov, but confusion, ennui, and timidity prevented him from accusing this stranger of appropriating a nonexistent past.
The main character of VN’s story Krug (“The Circle,” 1936), Innokentiy, is the son of Ilya Ilyich Bychkov, the village schoolmaster whose surname comes from bychok (Gobius). As a child, Innokentiy used to fish with Vasiliy, the blacksmith’s son:
Его постоянным товарищем по речной части был Василий, сын кузнеца, малый неопределимого возраста – сам в точности не знал, пятнадцать ли ему лет или все двадцать -- коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь, и такой же мрачный, каким был о ту пору сам Иннокентий. Гармониками отражались сваи в воде, свиваясь и развиваясь; под гнилыми мостками купальни журчало, чмокало; черви вяло шевелились в запачканной землёй жестянке из-под монпансье. Натянув сочную долю червяка на крючок, так, чтобы нигде не торчало острие, и сдобрив молодца сакраментальным плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу.
His constant companion in riparian pastimes was Vasiliy, the blacksmith’s son, a youth of indeterminable age (he could not say himself whether he was fifteen or a full twenty), sturdily built, ungainly, in skimpy patched trousers, with huge bare feet dirty carrot in color, and as gloomy in temper as was Innokentiy at the time. The pinewood piles cast concertina-shaped reflections that wound and unwound on the water. Gurgling and smacking sounds came from under the rotten planks of the bathhouse. In a round, earth-soiled tin box depicting a horn of plenty—it had once contained cheap fruit drops—worms wriggled listlessly. Vasiliy, taking care that the point of the hook would not stick through, pulled a plump segment of worm over it, leaving the rest to hang free; then seasoned the rascal with sacramental spittle and proceeded to lower the lead-weighted line over the outer railing of the bathhouse.
Innokentiy’s first love is Godunov-Cherdyntsev’s daughter Tanya. At the end of the story Innokentiy meets Tanya, her widowed mother and her little daughter in Paris. In VN’s novel Dar (“The Gift,” 1937) Fyodor Konstantinovich Godunov-Cherdyntsev (Tanya’s brother who lives in Berlin) writes a letter to his mother, in which he mentions Tanya who just gave birth to a child:
Мне было так забавно узнать, что у Тани родилась девочка, и я страшно рад за неё, за тебя. Я Тане на-днях написал длинное лирическое письмо, но у меня неприятное чувство, что я неправильно надписал ваш адрес: вместо "сто двадцать два" -- какой-то другой номер, на ура (тоже в рифму), как уже было раз, не понимаю, отчего это происходит, -- пишешь, пишешь адрес, множество раз, машинально и правильно, а потом вдруг спохватишься, посмотришь на него сознательно, и видишь, что не уверен в нём, что он незнакомый, -- очень странно....
I was so tickled to learn that Tanya has a little girl, and I am terribly glad for her and for you. The other day I wrote Tanya a long, lyrical letter, but I have an uncomfortable feeling that I put the wrong address on it: instead of ‘122' I put some other number, without thinking, just as I did once before, I don't know why this happens-one writes an address heaps of times, automatically and correctly, and then all of a sudden one hesitates, one looks at it consciously, and one sees you're not sure of it, it seems unfamiliar-very queer… (Chapter Five)
In the same letter Fyodor says that he is going to write a classical novel, with ‘types,' love, fate, conversations:
Кое-что вообще намечается, -- вот напишу классический роман, с типами, с любовью, с судьбой, с разговорами -- --
“Something is beginning to take shape – I think I'll write a classical novel, with ‘types,’ love, fate, conversations …"
According to Gavrilyuk (Lik’s neighbor in the boarding house), Koldunov is sovsem opustivshiysya tip (a completely derelict character, or “type”). As he speaks to Lik (see the quote above), Koldunov mentions sud’ba (fate). In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the portrait painter Troshcheykin, as he speaks to his wife Lyubov’ (whose name means “love”), calls Barbashin tvoy tip s revol'verom ("your type with a gun"). In Lik Koldunov tries to sell Lik revol’ver (a gun):
-- А нет, постой. Я тоже многое понимаю. Странный ты мужчина... Ну, предложи мне что-нибудь... Попробуй! Может быть, всё-таки меня озолотишь, а? Слушай, знаешь что, -- я тебе продам револьвер, тебе очень пригодится для театра, трах -- и падает герой. Он и ста франков не стоит, но мне ста мало, я тебе его за тысячу отдам,-- хочешь?
“Oh no. Wait just a minute. I understand a few things myself. You’re a strange fellow. …Come on, make me an offer of some kind. …Try! Maybe, you’ll shower me with gold, after all, eh? Listen, you know what? I’ll sell you a gun – it’ll be very useful to you on the stage: bang, and down goes the hero. It’s not even worth a hundred francs, but I need more than a hundred – I’ll let you have it for a thousand. Want it?”
Koldunov has a son Vasyuk (a diminutive of Vasiliy) whose name brings to mind Innokentiy’s companion in his riparian pastimes in “The Circle.” In “The Gift” the clergyman who accompanies the blind children in Fyodor’s dream about his meeting with Father (the explorer of Asia who perished on his way back to Russia) resembles Innokentiy’s father:
В серой мгле из здания гимназии вышли парами и прошли мимо слепые дети в тёмных очках, которые учатся ночью (в экономно-тёмных школах, днём полных детей зрячих), и пастор, сопровождавший их, был похож на лешинского сельского учителя Бычкова.
In the gray murk, blind children wearing dark spectacles came out of a school building in pairs and walked past him; they studied at night (in economically dark schools which in the daytime housed seeing children), and the clergyman accompanying them resembled the Leshino village schoolmaster, Bychkov. (Chapter Five)
The last sentence of “The Circle” begins with the word vo-pervykh (in the first place):
Во-первых, потому что Таня оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как и некогда.
In the first place, because Tanya had remained as enchanting and as invulnerable as she had been in the past.
In “The Event” Lyubov’, as she begins to enumerate the guests whom her mother invited to her birthday party, uses the word vo-pervykh:
Любовь. Сегодня к чаю придёт человек семь. Ты бы посоветовал, что купить.
Трощейкин (сел и держит перед собой, упирая его в колено, эскиз углём, который рассматривает, а потом подправляет). Скучная история. Кто да кто?
Любовь. Я сейчас тоже буду перечислять: во-первых, его писательское величество, -- не знаю, почему мама непременно хотела, чтоб он её удостоил приходом; никогда у нас не бывал, и говорят, неприятен, заносчив... (Act One)
Ego pisatel’skoe velichestvo (“His authorial majesty,” as Lyubov’ calls the famous writer) is a recognizable portrait of Ivan Bunin. In his letter to Mother Fyodor mentions Bunin:
Между прочим, мой Чернышевский сравнительно неплохо идёт. Кто именно тебе говорил, что Бунин хвалит?
By the way, my Chernyshevski is selling rather well. Who exactly was it told you that Bunin praised it? (“The Gift,” Chapter Five)
The famous writer’s name and patronymic, Pyotr Nikolaevich, seem to hint at Pyotr Nikolaevich Semyonov (1791-1832), a minor poet and playwright, father of the explorer of Asia and geographer P. P. Semyonov-Tyan-Shansky (1827-1914). P. N. Semyonov was a son of Nikolay Petrovich Semyonov and Maria Petrovna Bunin (the elder sister of Anna Petrovna Bunin, 1774-1829, a poet and a relative of Zhukovski).
The guests at Antonina Pavlovna’s birthday party include Troshcheykin’s colleague Igor Olegovich Kuprikov. In Lik Oleg is Koldunov’s first name. A professional actor, Lik plays Igor, a young Russian in Suire’s play “The Abyss.”
At Antonina Pavlovna’s birthday party the famous writer praises Kuprikov’s important and beautifully worded soobshchenie (report):
Писатель. Сообщение важное и прекрасно изложенное. Кто-нибудь желает по этому поводу высказаться? (Act Two)
In “The Gift” Soobshchenie (Communication) is the title of Koncheyev’s collection of poetry criticized by Christopher Mortus (the critic who also writes negatively about Fyodor’s book on Chernyshevski). In Zhizn’ Chernyshevskogo (“The Life of Chernyshevski”) fishing is also mentioned:
Летом играл в козны, баловался купанием; никогда, однако, не научился ни плавать, ни лепить воробьёв из глины, ни мастерить сетки для ловли малявок: ячейки получались неровные, нитки путались, -- уловлять рыбу труднее, чем души человеческие (но и души ушли потом через прорехи).
In the summer he [Chernyshevski] played dibs and took pleasure in bathing; never did he learn to swim, however, nor to fashion sparrows out of clay, nor to make nets for catching tiddlers: the holes came out uneven and the threads got tangled – fish are harder to catch than human souls (but even the souls later escaped through the rents). (“The Gift,” Chapter Four)
“Catching human souls” brings to mind Pushkin’s poem Otrok (“The Boy,” 1830) and Gogol’s novel Myortvye dushi (“Dead Souls,” 1842). Here is Pushkin’s poem:
Невод рыбак расстилал по брегу студёного моря;
Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака!
Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы:
Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.
A fisherman spread a seine on the shore of the cold sea;
A boy helped his father. Youth, leave the fisherman!
Different net and different worries await you:
You will catch minds, you will be the tsars’ helper.
(transl. Irina Reyfman)
In the Introduction to Mednyi vsadnik (“The Bronze Horseman,” 1833) Pushkin mentions a Finnish fisherman, “nature’s sad step-son,” who throws his vetkhiy nevod (old seine) into the Neva’s nevedomye vody (unknown waters). Koldunov’s second wife Katya (whose name seems to hint at the Empress Catherine I, the second wife of Peter I) speaks with a strong Estonian accent. Lik derzhavtsa polumira (the face of half of the world’s ruler) is mentioned in “The Bronze Horseman.”
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
– Сомнительная личность,-- перебил Колдунов.-- Мэфий-туа. Хорошо... Вот это, значит, мой Саша. Отметим. Рад. Рад тебя опять встретить. Это судьба! Помнишь, Саша, как мы с тобой бычков ловили? Абсолютно ясно. Одно из лучших воспоминаний. Да.
Лик твёрдо знал, что с Колдуновым никогда в детстве рыбы не уживал, но растерянность, скука, застенчивость помешали ему уличить этого чужого человека в присвоении несуществующего прошлого.
“Dubious character,” interrupted Koldunov. “Méfie-toi. Well, well—so here is my Lavrusha. Remarkable! I’m glad. Glad to meet you again. That’s fate for you! “Remember, Lavrusha, how we used to catch gobies together? As clear as if it happened yesterday. One of my fondest memories. Yes.”
Lik knew perfectly well that he had never fished with Koldunov, but confusion, ennui, and timidity prevented him from accusing this stranger of appropriating a nonexistent past.
The main character of VN’s story Krug (“The Circle,” 1936), Innokentiy, is the son of Ilya Ilyich Bychkov, the village schoolmaster whose surname comes from bychok (Gobius). As a child, Innokentiy used to fish with Vasiliy, the blacksmith’s son:
Его постоянным товарищем по речной части был Василий, сын кузнеца, малый неопределимого возраста – сам в точности не знал, пятнадцать ли ему лет или все двадцать -- коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь, и такой же мрачный, каким был о ту пору сам Иннокентий. Гармониками отражались сваи в воде, свиваясь и развиваясь; под гнилыми мостками купальни журчало, чмокало; черви вяло шевелились в запачканной землёй жестянке из-под монпансье. Натянув сочную долю червяка на крючок, так, чтобы нигде не торчало острие, и сдобрив молодца сакраментальным плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу.
His constant companion in riparian pastimes was Vasiliy, the blacksmith’s son, a youth of indeterminable age (he could not say himself whether he was fifteen or a full twenty), sturdily built, ungainly, in skimpy patched trousers, with huge bare feet dirty carrot in color, and as gloomy in temper as was Innokentiy at the time. The pinewood piles cast concertina-shaped reflections that wound and unwound on the water. Gurgling and smacking sounds came from under the rotten planks of the bathhouse. In a round, earth-soiled tin box depicting a horn of plenty—it had once contained cheap fruit drops—worms wriggled listlessly. Vasiliy, taking care that the point of the hook would not stick through, pulled a plump segment of worm over it, leaving the rest to hang free; then seasoned the rascal with sacramental spittle and proceeded to lower the lead-weighted line over the outer railing of the bathhouse.
Innokentiy’s first love is Godunov-Cherdyntsev’s daughter Tanya. At the end of the story Innokentiy meets Tanya, her widowed mother and her little daughter in Paris. In VN’s novel Dar (“The Gift,” 1937) Fyodor Konstantinovich Godunov-Cherdyntsev (Tanya’s brother who lives in Berlin) writes a letter to his mother, in which he mentions Tanya who just gave birth to a child:
Мне было так забавно узнать, что у Тани родилась девочка, и я страшно рад за неё, за тебя. Я Тане на-днях написал длинное лирическое письмо, но у меня неприятное чувство, что я неправильно надписал ваш адрес: вместо "сто двадцать два" -- какой-то другой номер, на ура (тоже в рифму), как уже было раз, не понимаю, отчего это происходит, -- пишешь, пишешь адрес, множество раз, машинально и правильно, а потом вдруг спохватишься, посмотришь на него сознательно, и видишь, что не уверен в нём, что он незнакомый, -- очень странно....
I was so tickled to learn that Tanya has a little girl, and I am terribly glad for her and for you. The other day I wrote Tanya a long, lyrical letter, but I have an uncomfortable feeling that I put the wrong address on it: instead of ‘122' I put some other number, without thinking, just as I did once before, I don't know why this happens-one writes an address heaps of times, automatically and correctly, and then all of a sudden one hesitates, one looks at it consciously, and one sees you're not sure of it, it seems unfamiliar-very queer… (Chapter Five)
In the same letter Fyodor says that he is going to write a classical novel, with ‘types,' love, fate, conversations:
Кое-что вообще намечается, -- вот напишу классический роман, с типами, с любовью, с судьбой, с разговорами -- --
“Something is beginning to take shape – I think I'll write a classical novel, with ‘types,’ love, fate, conversations …"
According to Gavrilyuk (Lik’s neighbor in the boarding house), Koldunov is sovsem opustivshiysya tip (a completely derelict character, or “type”). As he speaks to Lik (see the quote above), Koldunov mentions sud’ba (fate). In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the portrait painter Troshcheykin, as he speaks to his wife Lyubov’ (whose name means “love”), calls Barbashin tvoy tip s revol'verom ("your type with a gun"). In Lik Koldunov tries to sell Lik revol’ver (a gun):
-- А нет, постой. Я тоже многое понимаю. Странный ты мужчина... Ну, предложи мне что-нибудь... Попробуй! Может быть, всё-таки меня озолотишь, а? Слушай, знаешь что, -- я тебе продам револьвер, тебе очень пригодится для театра, трах -- и падает герой. Он и ста франков не стоит, но мне ста мало, я тебе его за тысячу отдам,-- хочешь?
“Oh no. Wait just a minute. I understand a few things myself. You’re a strange fellow. …Come on, make me an offer of some kind. …Try! Maybe, you’ll shower me with gold, after all, eh? Listen, you know what? I’ll sell you a gun – it’ll be very useful to you on the stage: bang, and down goes the hero. It’s not even worth a hundred francs, but I need more than a hundred – I’ll let you have it for a thousand. Want it?”
Koldunov has a son Vasyuk (a diminutive of Vasiliy) whose name brings to mind Innokentiy’s companion in his riparian pastimes in “The Circle.” In “The Gift” the clergyman who accompanies the blind children in Fyodor’s dream about his meeting with Father (the explorer of Asia who perished on his way back to Russia) resembles Innokentiy’s father:
В серой мгле из здания гимназии вышли парами и прошли мимо слепые дети в тёмных очках, которые учатся ночью (в экономно-тёмных школах, днём полных детей зрячих), и пастор, сопровождавший их, был похож на лешинского сельского учителя Бычкова.
In the gray murk, blind children wearing dark spectacles came out of a school building in pairs and walked past him; they studied at night (in economically dark schools which in the daytime housed seeing children), and the clergyman accompanying them resembled the Leshino village schoolmaster, Bychkov. (Chapter Five)
The last sentence of “The Circle” begins with the word vo-pervykh (in the first place):
Во-первых, потому что Таня оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как и некогда.
In the first place, because Tanya had remained as enchanting and as invulnerable as she had been in the past.
In “The Event” Lyubov’, as she begins to enumerate the guests whom her mother invited to her birthday party, uses the word vo-pervykh:
Любовь. Сегодня к чаю придёт человек семь. Ты бы посоветовал, что купить.
Трощейкин (сел и держит перед собой, упирая его в колено, эскиз углём, который рассматривает, а потом подправляет). Скучная история. Кто да кто?
Любовь. Я сейчас тоже буду перечислять: во-первых, его писательское величество, -- не знаю, почему мама непременно хотела, чтоб он её удостоил приходом; никогда у нас не бывал, и говорят, неприятен, заносчив... (Act One)
Ego pisatel’skoe velichestvo (“His authorial majesty,” as Lyubov’ calls the famous writer) is a recognizable portrait of Ivan Bunin. In his letter to Mother Fyodor mentions Bunin:
Между прочим, мой Чернышевский сравнительно неплохо идёт. Кто именно тебе говорил, что Бунин хвалит?
By the way, my Chernyshevski is selling rather well. Who exactly was it told you that Bunin praised it? (“The Gift,” Chapter Five)
The famous writer’s name and patronymic, Pyotr Nikolaevich, seem to hint at Pyotr Nikolaevich Semyonov (1791-1832), a minor poet and playwright, father of the explorer of Asia and geographer P. P. Semyonov-Tyan-Shansky (1827-1914). P. N. Semyonov was a son of Nikolay Petrovich Semyonov and Maria Petrovna Bunin (the elder sister of Anna Petrovna Bunin, 1774-1829, a poet and a relative of Zhukovski).
The guests at Antonina Pavlovna’s birthday party include Troshcheykin’s colleague Igor Olegovich Kuprikov. In Lik Oleg is Koldunov’s first name. A professional actor, Lik plays Igor, a young Russian in Suire’s play “The Abyss.”
At Antonina Pavlovna’s birthday party the famous writer praises Kuprikov’s important and beautifully worded soobshchenie (report):
Писатель. Сообщение важное и прекрасно изложенное. Кто-нибудь желает по этому поводу высказаться? (Act Two)
In “The Gift” Soobshchenie (Communication) is the title of Koncheyev’s collection of poetry criticized by Christopher Mortus (the critic who also writes negatively about Fyodor’s book on Chernyshevski). In Zhizn’ Chernyshevskogo (“The Life of Chernyshevski”) fishing is also mentioned:
Летом играл в козны, баловался купанием; никогда, однако, не научился ни плавать, ни лепить воробьёв из глины, ни мастерить сетки для ловли малявок: ячейки получались неровные, нитки путались, -- уловлять рыбу труднее, чем души человеческие (но и души ушли потом через прорехи).
In the summer he [Chernyshevski] played dibs and took pleasure in bathing; never did he learn to swim, however, nor to fashion sparrows out of clay, nor to make nets for catching tiddlers: the holes came out uneven and the threads got tangled – fish are harder to catch than human souls (but even the souls later escaped through the rents). (“The Gift,” Chapter Four)
“Catching human souls” brings to mind Pushkin’s poem Otrok (“The Boy,” 1830) and Gogol’s novel Myortvye dushi (“Dead Souls,” 1842). Here is Pushkin’s poem:
Невод рыбак расстилал по брегу студёного моря;
Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака!
Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы:
Будешь умы уловлять, будешь помощник царям.
A fisherman spread a seine on the shore of the cold sea;
A boy helped his father. Youth, leave the fisherman!
Different net and different worries await you:
You will catch minds, you will be the tsars’ helper.
(transl. Irina Reyfman)
In the Introduction to Mednyi vsadnik (“The Bronze Horseman,” 1833) Pushkin mentions a Finnish fisherman, “nature’s sad step-son,” who throws his vetkhiy nevod (old seine) into the Neva’s nevedomye vody (unknown waters). Koldunov’s second wife Katya (whose name seems to hint at the Empress Catherine I, the second wife of Peter I) speaks with a strong Estonian accent. Lik derzhavtsa polumira (the face of half of the world’s ruler) is mentioned in “The Bronze Horseman.”
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L