Subject
Gavrilyuk in Lik; Chernyshevski in The Gift; koldun & bashnya in
The Waltz Invention
The Waltz Invention
From
Date
Body
In VN’s story Lik (1939) Gavrilyuk (Lik’s neighbor in the boarding house, a loquacious old Russian) mentions lovely yachts at the port where he met Koldunov (Lik’s former schoolmate):
Как-то вечером, когда он полулежал в полотняном кресле на веранде, к нему пристал один из жителей пансиона, болтливый русский старик (уже успевший дважды ему рассказать свою биографию, сперва в одном направлении, из настоящего к прошлому, а потом в другом, против шерсти, причём получились две различные жизни, одна удачная, другая нет), -- и, удобно усевшись, теребя подбородок, сказал: "У меня тут отыскался знакомый, то есть знакомый-- c'est beaucoup dire, раза два встречал его в Брюсселе, теперь, увы, это совсем опустившийся тип. Вчера -- да, кажется, вчера,-- упоминаю вашу фамилию, а он говорит: как же, я его знаю, мы даже родственники".
-- Родственники? -- удивился Лик.-- У меня почти никогда не было родственников. Как его зовут?
-- Некто Колдунов, Олег Петрович,-- кажется, Петрович? Не знаете?
-- Не может быть! -- воскликнул Лик, закрыв лицо руками.
-- Представьте,-- сказал тот.
-- Не может быть,-- повторил Лик.-- Я, ведь, всегда думал... Это ужасно! Неужели вы сказали мой адрес?
-- Сказал. Но я вас понимаю. И противно, знаете, и жалко. Отовсюду вышибли, озлоблен, семья, все такое.
-- Послушайте, я вас прошу,-- вы не можете ему сказать, что я уехал, потому что это для меня ужасно!
-- Если увижу, скажу, но только... Я так, случайно, его в порту встретил,-- эх, чудесные какие там стоят яхты, вот это счастливцы, живёшь на воде, куда хочешь -- плыви. Шампанское, девочки, все это отполировано... И старик причмокнул, покачивая головой.
One evening, as he was reclining in a canvas chair on the veranda, he was importuned by one of the pension guests, a loquacious old Russian (who had managed on two occasions already to recount to Lik the story of his life, first in one direction, from the present toward the past, and then in the other, against the grain, resulting in two different lives, one successful, the other not), who, settling himself comfortably and fingering his chin, said: “A friend of mine has turned up here; that is, a ‘friend,’ c’est beaucoup dire—I met him a couple of times in Brussels, that’s all. Now, alas, he’s a completely derelict character. Yesterday—yes, I think it was yesterday—I happened to mention your name, and he says, ‘Why, of course I know him—in fact, we’re even relatives.’ ”
“Relatives?” asked Lik with surprise. “I almost never had any relatives. What’s his name?”
“A certain Koldunov—Oleg Petrovich Koldunov.… Petrovich, isn’t it? Know him?”
“It just can’t be!” cried Lik, covering his face with his hands.
“Yes. Imagine!” said the other.
“It can’t be,” repeated Lik. “You see, I always thought—This is awful! You didn’t give him my address, did you?”
“I did. I understand, though. One feels disgusted and sorry at the same time. Kicked out of everywhere, embittered, has a family, and so on.” “Listen, do me a favor. Can’t you tell him I’ve left.”
“If I see him, I’ll tell him. But … well, I just happened to run into him down at the port. My, what lovely yachts they have down there. That’s what I call fortunate people. You live on the water, and sail wherever you feel like. Champagne, girlies, everything all polished …”
And the old fellow smacked his lips and shook his head.
The name Gavrilyuk brings to mind Father Gavriil, N. G. Chernyshevski’s father. In Zhizn’ Chernyshevskogo (“The Life of Chernyshevski”), Chapter Four of VN’s novel Dar (“The Gift,” 1937), Fyodor quotes Chernyshevski’s letter to Stasyulevich in which the journey on a yacht is mentioned:
«Что такое (этот) гимн Деве Неба? – Эпизод из прозаического рассказа внука Эмпедокла… …А что такое рассказ внука Эмпедокла? Один из бесчисленных рассказов в “Академии Лазурных Гор”. Герцогиня Кентерширская отправилась с компанией светских своих друзей на яхте через Суэцкий канал (разрядка моя) в Ост-Индию, чтобы посетить свое маленькое царство у Лазурных Гор, близ Голконды. «Там занимаются тем, чем занимаются умные и добрые светские люди (рассказыванием рассказов), тем, что будет в следующих пакетах Дензиля Эллиота редактору “Вестника Европы” (Стасюлевичу, – который ничего не напечатал из этого).
“What is [this] hymn to the Maid of the Skies? An episode from the prose story of Empedocles’ grandson… And what is the story of Empedocles’ grandson? One of the innumerable stories in The Academy of Azure Mountains. The Duchess of Cantershire has set off with a company of fashionable friends on a yacht through the Suez Canal to the East Indies in order to visit her tiny kingdom at the foot of the Azure Mountains, near Golconda. There they do what intelligent and good people of fashion do: They tell stories—stories that will follow in the next packages from Denzil Elliot to the editor of The Messenger of Europe” (Stasyulevich—who did not print any of this).
M. M. Stasyulevich is the addressee of a poem by V. Solovyov (who mentions Deva Raduzhnykh Vorot, the Maid of Iridescent Gates, in his poem Nil’skaya Del’ta, “The Nile Delta,” 1898, and describes his journey to Egypt in Tri Svidaniya, “Three Meetings,” 1898) that ends in the words à suivre (to be continued):
Михаилу Матвеевичу <Стасюлевичу>
В день чуда Арх<ангела> Михаила в Xoнex
Недаром в Хонех натворил
Чудес Ваш омоним небесный:
Хоть не архангел Михаил —
Вы также Михаил чудесный.
Низвергнул он уже давно
Дракона гордого и злого,—
И Вам, я верю, суждено
Низвергнуть Ратькова-Рожнова.
À suivre
Suivre (to follow) rhymes with cuivre (copper) and brings to mind Suire, the author of L'Abîme (The Abyss), the play in which Lik plays Igor, a young Russian. Russian for “copper” is med’. In Mednyi vsadnik (“The Bronze Horseman,” 1833) Pushkin famously mentions bezdna (the abyss):
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Oh, mighty sovereign of destiny!
Haven’t you similarly reared Russia
With an iron bridle on the eminence
Before the abyss ? (Part Two)
In the lines that immediately follow this excerpt lik (the face) of the half-planet’s ruler is mentioned:
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошёл
И взоры дикие навёл
На лик державца полумира.
The poor madman walked around
The idol’s pedestal
And looked wildly at the face
Of the half-planet’s ruler.
The name Solovyov comes from solovey (nightingale). Lik’s real name (mentioned by Gavrilyuk as he spoke to Koldunov) seems to be Kulikov. It comes from kulik (stint; sandpiper). According to a Russian saying, vsyakiy kulik svoyo boloto khvalit (every stint praises its native bog). In “The Bronze Horsemsn” (subtitled Peterburgskaya povest’, “a St. Petersburg Story”) Pushkin mentions top’ blat (the marshy land):
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво
An age passed, and the young stronghold,
The charm and sight of northern nations,
From the woods’ dark and marshes’ cold,
Rose the proud one and precious. (Introduction, transl. E. Bonver)
In his novel Peterburg (1913) Andrey Bely mentions the Bronze Horseman and Kulikovo pole (the Field of Kulikovo):
С той чреватой поры, как примчался к невскому берегу металлический Всадник, с той чреватой днями поры, как он бросил коня на финляндский серый гранит — надвое разделилась Россия, надвое разделились и самые судьбы отечества… Раз взлетев на дыбы и глазами меряя воздух, медный конь копыт не опустит: прыжок над историей — будет; великое будет волнение; рассечется земля; самые горы обрушатся от великого труса; а родные равнины от труса изойдут повсюду горбом. На горбах окажется Нижний, Владимир и Углич.
Петербург же опустится.
Бросятся с мест своих в эти дни все народы земные; брань великая будет — брань, небывалая в мире: жёлтые полчища азиатов, тронувшись с насиженных мест, обагрят поля европейские океанами крови; будет, будет — Цусима! Будет — новая Калка!..
Куликово поле, я жду тебя! (Chapter Two)
Boris Bugaev’s penname means “white.” In VN’s play Izobretenie Val’sa (“The Waltz Invention,” 1938) Anabella (General Berg’s beautiful daughter) mentions koldun (the sorcerer) and belaya, belaya serna (a white chamois) who once lived at the mountain blown up by Waltz:
Анабелла (подойдя к Вальсу). Значит, это действительно вы разрушили гору?
Вальс. Да, я так приказал.
Анабелла. А известно ли вам, что там некогда жил колдун и белая, белая серна? (Act One)
Salvator Waltz can be compared to Professor Korobkin, the main character in Bely’s novels Moskovskiy chudak (“The Moscow Eccentric,” 1926) and Moskva pod udarom (“Moscow under Siege,” 1927). The author of Moskva (“Moscow”) is mentioned in “The Gift:”
В полдень послышался клюнувший ключ, и характерно трахнул замок: это с рынка домой Марианна пришла Николавна; шаг её тяжкий под тошный шумок макинтоша отнёс мимо двери на кухню пудовую сетку с продуктами. Муза Российския прозы, простись навсегда с капустным гекзаметром автора «Москвы».
At midday [v polden’] the peck of a key (now we switch to the prose-rhythm of Bely) was heard, and the lock reacted in character, clacking: that was Marianna (stopgap) Nikolavna home from the market; with a ponderous step and a sickening swish of her mackintosh she carried a thirty-pound netful of shopping past his door and into the kitchen. Muse of Russian prose-rhythm! Say farewell forever to the cabbage dactylics of the author of Moscow. (Chapter Three)
In VN’s play Salvator Waltz blows up the mountain v polden’ (at noon):
Министр. Извиню. О-го -- без десяти двенадцать.
Полковник. Ваши отстают. У меня без двух, и я поставил их правильно, по башне.
Министр. Нет, вы ошибаетесь. Мои верны, как карманное солнышко.
Полковник. Не будем спорить, сейчас услышим, как пробьёт.
Министр. Пойдёмте, пойдёмте, я голоден. В животе настраиваются инструменты.
Бьют часы.
Полковник. Вот. Слышите? Кто был прав?
Министр. Допускаю, что в данном случае...
Отдалённый взрыв страшной силы.
Матушки!
Полковник. Точно пороховой склад взорвался. Ай!
Министр. Что такой... Что такой...
Полковник. Гора! Взгляните на гору! Боже мой! (Act One)
According to the Colonel, he set his wrist watch correctly, po bashne (by the tower). In “The Gift” Koncheyev publishes his review of Zhizn’ Chernyshevskogo in the literary annual Bashnya (“Tower”).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
Как-то вечером, когда он полулежал в полотняном кресле на веранде, к нему пристал один из жителей пансиона, болтливый русский старик (уже успевший дважды ему рассказать свою биографию, сперва в одном направлении, из настоящего к прошлому, а потом в другом, против шерсти, причём получились две различные жизни, одна удачная, другая нет), -- и, удобно усевшись, теребя подбородок, сказал: "У меня тут отыскался знакомый, то есть знакомый-- c'est beaucoup dire, раза два встречал его в Брюсселе, теперь, увы, это совсем опустившийся тип. Вчера -- да, кажется, вчера,-- упоминаю вашу фамилию, а он говорит: как же, я его знаю, мы даже родственники".
-- Родственники? -- удивился Лик.-- У меня почти никогда не было родственников. Как его зовут?
-- Некто Колдунов, Олег Петрович,-- кажется, Петрович? Не знаете?
-- Не может быть! -- воскликнул Лик, закрыв лицо руками.
-- Представьте,-- сказал тот.
-- Не может быть,-- повторил Лик.-- Я, ведь, всегда думал... Это ужасно! Неужели вы сказали мой адрес?
-- Сказал. Но я вас понимаю. И противно, знаете, и жалко. Отовсюду вышибли, озлоблен, семья, все такое.
-- Послушайте, я вас прошу,-- вы не можете ему сказать, что я уехал, потому что это для меня ужасно!
-- Если увижу, скажу, но только... Я так, случайно, его в порту встретил,-- эх, чудесные какие там стоят яхты, вот это счастливцы, живёшь на воде, куда хочешь -- плыви. Шампанское, девочки, все это отполировано... И старик причмокнул, покачивая головой.
One evening, as he was reclining in a canvas chair on the veranda, he was importuned by one of the pension guests, a loquacious old Russian (who had managed on two occasions already to recount to Lik the story of his life, first in one direction, from the present toward the past, and then in the other, against the grain, resulting in two different lives, one successful, the other not), who, settling himself comfortably and fingering his chin, said: “A friend of mine has turned up here; that is, a ‘friend,’ c’est beaucoup dire—I met him a couple of times in Brussels, that’s all. Now, alas, he’s a completely derelict character. Yesterday—yes, I think it was yesterday—I happened to mention your name, and he says, ‘Why, of course I know him—in fact, we’re even relatives.’ ”
“Relatives?” asked Lik with surprise. “I almost never had any relatives. What’s his name?”
“A certain Koldunov—Oleg Petrovich Koldunov.… Petrovich, isn’t it? Know him?”
“It just can’t be!” cried Lik, covering his face with his hands.
“Yes. Imagine!” said the other.
“It can’t be,” repeated Lik. “You see, I always thought—This is awful! You didn’t give him my address, did you?”
“I did. I understand, though. One feels disgusted and sorry at the same time. Kicked out of everywhere, embittered, has a family, and so on.” “Listen, do me a favor. Can’t you tell him I’ve left.”
“If I see him, I’ll tell him. But … well, I just happened to run into him down at the port. My, what lovely yachts they have down there. That’s what I call fortunate people. You live on the water, and sail wherever you feel like. Champagne, girlies, everything all polished …”
And the old fellow smacked his lips and shook his head.
The name Gavrilyuk brings to mind Father Gavriil, N. G. Chernyshevski’s father. In Zhizn’ Chernyshevskogo (“The Life of Chernyshevski”), Chapter Four of VN’s novel Dar (“The Gift,” 1937), Fyodor quotes Chernyshevski’s letter to Stasyulevich in which the journey on a yacht is mentioned:
«Что такое (этот) гимн Деве Неба? – Эпизод из прозаического рассказа внука Эмпедокла… …А что такое рассказ внука Эмпедокла? Один из бесчисленных рассказов в “Академии Лазурных Гор”. Герцогиня Кентерширская отправилась с компанией светских своих друзей на яхте через Суэцкий канал (разрядка моя) в Ост-Индию, чтобы посетить свое маленькое царство у Лазурных Гор, близ Голконды. «Там занимаются тем, чем занимаются умные и добрые светские люди (рассказыванием рассказов), тем, что будет в следующих пакетах Дензиля Эллиота редактору “Вестника Европы” (Стасюлевичу, – который ничего не напечатал из этого).
“What is [this] hymn to the Maid of the Skies? An episode from the prose story of Empedocles’ grandson… And what is the story of Empedocles’ grandson? One of the innumerable stories in The Academy of Azure Mountains. The Duchess of Cantershire has set off with a company of fashionable friends on a yacht through the Suez Canal to the East Indies in order to visit her tiny kingdom at the foot of the Azure Mountains, near Golconda. There they do what intelligent and good people of fashion do: They tell stories—stories that will follow in the next packages from Denzil Elliot to the editor of The Messenger of Europe” (Stasyulevich—who did not print any of this).
M. M. Stasyulevich is the addressee of a poem by V. Solovyov (who mentions Deva Raduzhnykh Vorot, the Maid of Iridescent Gates, in his poem Nil’skaya Del’ta, “The Nile Delta,” 1898, and describes his journey to Egypt in Tri Svidaniya, “Three Meetings,” 1898) that ends in the words à suivre (to be continued):
Михаилу Матвеевичу <Стасюлевичу>
В день чуда Арх<ангела> Михаила в Xoнex
Недаром в Хонех натворил
Чудес Ваш омоним небесный:
Хоть не архангел Михаил —
Вы также Михаил чудесный.
Низвергнул он уже давно
Дракона гордого и злого,—
И Вам, я верю, суждено
Низвергнуть Ратькова-Рожнова.
À suivre
Suivre (to follow) rhymes with cuivre (copper) and brings to mind Suire, the author of L'Abîme (The Abyss), the play in which Lik plays Igor, a young Russian. Russian for “copper” is med’. In Mednyi vsadnik (“The Bronze Horseman,” 1833) Pushkin famously mentions bezdna (the abyss):
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Oh, mighty sovereign of destiny!
Haven’t you similarly reared Russia
With an iron bridle on the eminence
Before the abyss ? (Part Two)
In the lines that immediately follow this excerpt lik (the face) of the half-planet’s ruler is mentioned:
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошёл
И взоры дикие навёл
На лик державца полумира.
The poor madman walked around
The idol’s pedestal
And looked wildly at the face
Of the half-planet’s ruler.
The name Solovyov comes from solovey (nightingale). Lik’s real name (mentioned by Gavrilyuk as he spoke to Koldunov) seems to be Kulikov. It comes from kulik (stint; sandpiper). According to a Russian saying, vsyakiy kulik svoyo boloto khvalit (every stint praises its native bog). In “The Bronze Horsemsn” (subtitled Peterburgskaya povest’, “a St. Petersburg Story”) Pushkin mentions top’ blat (the marshy land):
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво
An age passed, and the young stronghold,
The charm and sight of northern nations,
From the woods’ dark and marshes’ cold,
Rose the proud one and precious. (Introduction, transl. E. Bonver)
In his novel Peterburg (1913) Andrey Bely mentions the Bronze Horseman and Kulikovo pole (the Field of Kulikovo):
С той чреватой поры, как примчался к невскому берегу металлический Всадник, с той чреватой днями поры, как он бросил коня на финляндский серый гранит — надвое разделилась Россия, надвое разделились и самые судьбы отечества… Раз взлетев на дыбы и глазами меряя воздух, медный конь копыт не опустит: прыжок над историей — будет; великое будет волнение; рассечется земля; самые горы обрушатся от великого труса; а родные равнины от труса изойдут повсюду горбом. На горбах окажется Нижний, Владимир и Углич.
Петербург же опустится.
Бросятся с мест своих в эти дни все народы земные; брань великая будет — брань, небывалая в мире: жёлтые полчища азиатов, тронувшись с насиженных мест, обагрят поля европейские океанами крови; будет, будет — Цусима! Будет — новая Калка!..
Куликово поле, я жду тебя! (Chapter Two)
Boris Bugaev’s penname means “white.” In VN’s play Izobretenie Val’sa (“The Waltz Invention,” 1938) Anabella (General Berg’s beautiful daughter) mentions koldun (the sorcerer) and belaya, belaya serna (a white chamois) who once lived at the mountain blown up by Waltz:
Анабелла (подойдя к Вальсу). Значит, это действительно вы разрушили гору?
Вальс. Да, я так приказал.
Анабелла. А известно ли вам, что там некогда жил колдун и белая, белая серна? (Act One)
Salvator Waltz can be compared to Professor Korobkin, the main character in Bely’s novels Moskovskiy chudak (“The Moscow Eccentric,” 1926) and Moskva pod udarom (“Moscow under Siege,” 1927). The author of Moskva (“Moscow”) is mentioned in “The Gift:”
В полдень послышался клюнувший ключ, и характерно трахнул замок: это с рынка домой Марианна пришла Николавна; шаг её тяжкий под тошный шумок макинтоша отнёс мимо двери на кухню пудовую сетку с продуктами. Муза Российския прозы, простись навсегда с капустным гекзаметром автора «Москвы».
At midday [v polden’] the peck of a key (now we switch to the prose-rhythm of Bely) was heard, and the lock reacted in character, clacking: that was Marianna (stopgap) Nikolavna home from the market; with a ponderous step and a sickening swish of her mackintosh she carried a thirty-pound netful of shopping past his door and into the kitchen. Muse of Russian prose-rhythm! Say farewell forever to the cabbage dactylics of the author of Moscow. (Chapter Three)
In VN’s play Salvator Waltz blows up the mountain v polden’ (at noon):
Министр. Извиню. О-го -- без десяти двенадцать.
Полковник. Ваши отстают. У меня без двух, и я поставил их правильно, по башне.
Министр. Нет, вы ошибаетесь. Мои верны, как карманное солнышко.
Полковник. Не будем спорить, сейчас услышим, как пробьёт.
Министр. Пойдёмте, пойдёмте, я голоден. В животе настраиваются инструменты.
Бьют часы.
Полковник. Вот. Слышите? Кто был прав?
Министр. Допускаю, что в данном случае...
Отдалённый взрыв страшной силы.
Матушки!
Полковник. Точно пороховой склад взорвался. Ай!
Министр. Что такой... Что такой...
Полковник. Гора! Взгляните на гору! Боже мой! (Act One)
According to the Colonel, he set his wrist watch correctly, po bashne (by the tower). In “The Gift” Koncheyev publishes his review of Zhizn’ Chernyshevskogo in the literary annual Bashnya (“Tower”).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L