Subject
Russian allusions in LATH
From
Date
Body
In his poem "Диссона" (Dissonance? 1912), Igor Severyanin addresses a married woman, whose husband is a titled diplomat (either a Count or a Prince, for the author addresses the woman Ваше сиятельство, "your Serenity," which was a standard way to address Counts and Princes in the pre-Revolutionary Russia), "посол Арлекинии" (the embassador of Harlequinia). One can not help remembering Vadim's benefactor in LATH, Count (граф) Starov, an old Russian diplomat in London. As to Vadim Vadimovich himself, he is a Prince (князь).
True, Nabokov despised Severyanin (pen name of Igor' Lotarev, 1887-1941) as a poet, but he does mention him in "Другие берега" (Chapter Eleven, 2): Из всех моих петербургских вёсен та весна 16-го года представляется мне самой яркой, когда вспоминаю такие образы, как: золотисто-розовое лицо моей красивой, моей милой Тамары в незнакомой мне большой белой шляпе среди зрителей футбольного состязания, во время которого редкая удача сопровождала моё голкиперство; вкрадчивый ветер и первую пчелу на первом одуванчике в двух шагах от сетки гола; гудение колоколов и тёмно-синюю рябь свободной Невы; пёструю от конфетти слякоть Конно-Гвардейского Бульвара на Вербной неделе, писк, хлопанье, американских жителей, поднимающихся и опускающихся в сиреневом спирту в стеклянных трубках, вроде как лифты в прозрачных, насквозь освещённых небоскрёбах Нью-Йорка; бабочку-траурницу - ровесницу нашей любви,- вылетевшую после зимовки и гревшую в луче апрельского солнца на спинке скамьи в Таврическом Саду свои поцарапанные чёрные крылья с выцветшим до белизны кантом; и какую-то волнующую зыбь в воздухе, опьянение, слабость, нестерпимое желание опять увидеть лес и поле,- в такие дни даже Северянин казался поэтом.
This corresponds to the passage in Speak, Memory (Chapter Twelve, 2) beginning: "That spring of 1916..." and ending: "...made one drunk with desire for the woods and the fields." No северяне ("northeners") in it.
To return briefly to Gumilyov: no, it seems that Odoevtseva wasn't his mistress. In her "On the Banks of the Neva" she writes in detail how Gumilyov composed Заблудившийся трамвай ("The Stray Streetcar") in early spring, 1921. He did it after a night of gambling and drinking. Hence Le Tramway ivre. By the way, Gumilyov was one of the first Russian translators of Rimbaud's Voyelles.
Re drancunculi (thanks to Victor for his learned comments): this word also occurs in LATH: "my grumble is repetitious, I know, but the matter rankles - a word which comes from dracunculus, a 'baby dragon'" (Part Two, 8).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Visit Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
View Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Visit "Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
Manage subscription options: http://listserv.ucsb.edu/
True, Nabokov despised Severyanin (pen name of Igor' Lotarev, 1887-1941) as a poet, but he does mention him in "Другие берега" (Chapter Eleven, 2): Из всех моих петербургских вёсен та весна 16-го года представляется мне самой яркой, когда вспоминаю такие образы, как: золотисто-розовое лицо моей красивой, моей милой Тамары в незнакомой мне большой белой шляпе среди зрителей футбольного состязания, во время которого редкая удача сопровождала моё голкиперство; вкрадчивый ветер и первую пчелу на первом одуванчике в двух шагах от сетки гола; гудение колоколов и тёмно-синюю рябь свободной Невы; пёструю от конфетти слякоть Конно-Гвардейского Бульвара на Вербной неделе, писк, хлопанье, американских жителей, поднимающихся и опускающихся в сиреневом спирту в стеклянных трубках, вроде как лифты в прозрачных, насквозь освещённых небоскрёбах Нью-Йорка; бабочку-траурницу - ровесницу нашей любви,- вылетевшую после зимовки и гревшую в луче апрельского солнца на спинке скамьи в Таврическом Саду свои поцарапанные чёрные крылья с выцветшим до белизны кантом; и какую-то волнующую зыбь в воздухе, опьянение, слабость, нестерпимое желание опять увидеть лес и поле,- в такие дни даже Северянин казался поэтом.
This corresponds to the passage in Speak, Memory (Chapter Twelve, 2) beginning: "That spring of 1916..." and ending: "...made one drunk with desire for the woods and the fields." No северяне ("northeners") in it.
To return briefly to Gumilyov: no, it seems that Odoevtseva wasn't his mistress. In her "On the Banks of the Neva" she writes in detail how Gumilyov composed Заблудившийся трамвай ("The Stray Streetcar") in early spring, 1921. He did it after a night of gambling and drinking. Hence Le Tramway ivre. By the way, Gumilyov was one of the first Russian translators of Rimbaud's Voyelles.
Re drancunculi (thanks to Victor for his learned comments): this word also occurs in LATH: "my grumble is repetitious, I know, but the matter rankles - a word which comes from dracunculus, a 'baby dragon'" (Part Two, 8).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Visit Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
View Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Visit "Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
Manage subscription options: http://listserv.ucsb.edu/