Subject
Son & denezhka in The Waltz Invention; ten copeck coin &
blackbearded peasant in The Luzhin Defense; false coin &
cinematograph of tortures in The Enchanter
blackbearded peasant in The Luzhin Defense; false coin &
cinematograph of tortures in The Enchanter
From
Date
Body
In VN’s play Izobretenie Val’sa (“The Waltz Invention,” 1938) the journalist Son (in the English version, Trance) asks permission vstavit’ slovechko (to bung in):
Сон. Могу я вставить словечко?
Герб. Это незаконно.
Сон. Я вставлю словечко, как денежку в автомат: всё сразу двинется, вот увидите!
Министр. Говорите. Мне всё равно. Безобразие!
Сон. Доклад сделаю я. Ведь я так же хорошо осведомлён, как и все вы, если не лучше. Принято?
Герб. Я снимаю свой протест.
Son compares slovechko (a diminutive of slovo, “word”) that he wants vstavit’ (to insert) to denezhka (a coin) that one inserts into a machine. In VN’s novel Zashchita Luzhina (“The Luzhin Defense,” 1930) Luzhin senior tells his son that he can work the puppets and gives him a ten kopeck coin:
Станция находилась в двух верстах от усадьбы, там, где дорога, гулко и гладко пройдя сквозь еловый бор, пересекала петербургское шоссе и текла дальше, через рельсы, под шлагбаум, в неизвестность. "Если хочешь, пусти марионеток",-- льстиво сказал Лужин старший, когда сын выпрыгнул из коляски и уставился в землю, поводя шеей, которую щипала шерсть лодена. Сын молча взял протянутый гривенник. Из второй коляски грузно выползали француженка и экономка, одна вправо, другая влево. Отец снимал перчатки. Мать, оттягивая вуаль, следила за грудастым носильщиком, забиравшим пледы. Прошёл ветер, поднял гривы лошадей, надул малиновые рукава кучера.
Оказавшись один на платформе, Лужин пошёл к стеклянному ящику, где пять куколок с голыми висячими ножками ждали, чтобы ожить и завертеться, толчка монеты; но это ожидание было сегодня напрасно, так как автомат оказался испорченным, и гривенник пропал даром. Лужин подождал, потом отвернулся и подошёл к краю платформы.
The station was about a mile and a half from the manor, at a point where the road, after passing smoothly and resonantly through a fir wood, cut across the St. Petersburg highway and flowed farther, across the rails, beneath a barrier and into the unknown. 'If you like you can work the puppets,' said Luzhin senior ingratiatingly when his son jumped out of the carriage and fixed his eyes on the ground, moving his neck which the wool of his cloak irritated. He silently took the proffered ten kopeck coin. The governess and the housekeeper crawled ponderously out of the second carriage, one to the right and the other to the left. Father took off his gloves. Mother, disengaging her veil, kept an eye on the barrel-chested porter who was gathering up their traveling rugs. A sudden wind raised the, horses' manes and dilated the driver's crimson sleeves.
Finding himself alone on the station platform, Luzhin walked toward the glass case where five little dolls with pendent bare legs awaited the impact of a coin in order to come to life and revolve; but today their expectation was in vain for the machine turned out to be broken and the coin was wasted. Luzhin waited a while and then turned and walked to the edge of the tracks. (chapter I)
Next moment little Luzhin attempts to escape and through the wood returns to the country house of his parents. It is a black-bearded peasant from the water mill (the future inhabitant of Luzhin’s nightmares) who carries the boy down from the attic to the carriage:
Наконец, ещё через минуту, все гурьбой поднялись наверх,-- блестела лысина отца, птица на шляпе матери колебалась, как утка на бурном пруду, прыгал седой бобрик буфетчика; сзади, поминутно перегибаясь через перила, поднимались кучер, сторож и, почему-то, Акулина-молочница, да ещё чернобородый мужик с мельницы, обитатель будущих кошмаров. Он-то, как самый сильный, и понёс его с чердака до коляски.
Finally, after another minute had passed, they all went up in a posse — his father's bald head glistened, the bird on mother's hat swayed like a duck on a troubled pond, and the butler's gray crew cut bobbed up and down; at the rear, leaning at every moment over the balustrade, came the coachman, the watchman, and for some reason the milkmaid Akulina, and finally a blackbearded peasant from the water mill, future inhabitant of future nightmares. It was he, as the strongest, who carried Luzhin down from the attic to the carriage. (ibid.)
In Tolstoy’s Anna Karenin (1875-77) the heroine and her lover have one and the same nightmare. They dream of a bearded Russian peasant who says in French: “Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…” At the end of Tolstoy’s novel Anna commits suicide by throwing herself under the train. Like little Luzhin, she walks to the end of the platform.
The characters in VN’s novel Kamera obskura (“Laughter in the Dark,” 1932) include Dorianna Karenina, a movie actress. In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the portrait painter Troshcheykin mentions Kamera obskura (the movie that Ryovshin watched on the eve), “the best film of the season:”
Рёвшин. Одним словом... Вчера около полуночи, так, вероятно, в три четверти одиннадцатого... фу, вру... двенадцатого, я шёл к себе из кинематографа на вашей площади и, значит, вот тут, в нескольких шагах от вашего дома, по той стороне, -- знаете, где киоск, -- при свете фонаря, вижу -- и не верю глазам -- стоит с папироской Барбашин.
Трощейкин. У нас на углу! Очаровательно. Ведь мы, Люба, вчера чуть-чуть не пошли тоже: ах, чудная фильма, ах, "Камера обскура" -- лучшая фильма сезона!.. Вот бы и ахнуло нас по случаю сезона. Дальше! (Act One)
According to Barboshin (a private detective whom Troshcheykin hired in order to protect himself from the killer Barbashin), the last spring season was particularly successful for him:
Любовь. Алёша, что этому господину от меня нужно?
Трощейкин (тихо). Не бойся, всё хорошо. Это лучший агент, которого мне могло дать здешнее бюро частного сыска.
Барбошин. Предупреждаю влюблённых, что я научен слышать апарте яснее, чем прямую речь. Меня этот башмак давно беспокоит. (Стаскивает его.)
Трощейкин. Я ещё хотел, чтобы вы исследовали окно.
Барбошин (исследуя башмак). Так и знал: гвоздь торчит. Да, вы правильно охарактеризовали меня вашей супруге. Последний весенний сезон был особенно для меня удачен. Молоточек, что-нибудь... Хорошо, дайте это... Между прочим, у меня было одно интереснейшее дело, как раз на вашей улице. Ультраадюльтер типа Б, серии восемнадцатой. К сожалению, по понятным причинам профессиональной этики я не могу вам назвать никаких имён. Но вы, вероятно, её знаете: Тамара Георгиевна Грекова, двадцати трёх лет, блондинка с болонкой... (Act Three)
The action in “The Waltz Invention” takes place in spring. It seems to me that, two days after her mother’s fiftieth birthday, on her dead son’s fifth birthday, Troshcheykin’s wife Lyubov’ commits suicide and in the “sleep of death” dreams of Waltz, a madman who imagines that, using his Telemort (or Telethanasia, a death machine of immense destructive power), he can rule the word.
In VN’s story Volshebnik (“The Enchanter,” 1939) the protagonist finds a coin (that later proves to be false):
Слева сидела старая краснолобая брюнетка в трауре, справа -- белобрысая женщина с вялыми волосами, деятельно занимавшаяся вязанием. Машинально-проверочным взглядом следя за мельканием детей в цветном мареве, думая о другом, о текущей работе, о пригожей ладности новой обуви, он случайно заметил около каблука крупную, полуущербленную гравинками, никелевую монету. Поднял. Усатая слева ничего не ответила на его естественный вопрос, бесцветная же сказала:
"Спрячьте. Приносит счастье в нечётные дни".
"Почему же только в нечётные?"
"А так говорят у нас, в --".
Она назвала город, где её собеседник однажды осматривал скульптурную роскошь чёрной церковки.
"...Мы-то живем по другой стороне речки. Весь склон в плодовых садах, -- прекрасиво, -- и ни пыли, ни шума..."
"Говорлива, -- подумал он. -- Кажется, придётся пересесть".
Но тут-то взвивается занавес.
The curtain is raised the moment the protagonist sees the little girl for the first time. At the end of VN’s story the protagonist commits suicide by throwing himself under the wheels of a truck:
Когда же завыло впереди, за горбом боковой улицы, и выросло, одолев подъём, распирая ночь, уже озаряя спуск двумя овалами желтоватого света, готовое низринуться -- тогда, как бы танцуя, как бы вынесенный трепетом танца на середину сцены -- под это растущее, руплегрохотный ухмышь, краковяк, громовое железо, мгновенный кинематограф терзаний -- так его, забирай под себя, рвякай хрупь -- плашмя пришлёпнутый лицом я еду -- ты, коловратное, не растаскивай по кускам, ты, кромсающее, с меня довольно -- гимнастика молнии, спектрограмма громовых мгновений -- и плёнка жизни лопнула.
In the story’s last sentence mgnovennyi kinematograf terzaniy (the instantaneous cinematograph of tortures) is mentioned and the protagonist is compared to a dancer in the middle of a scene.
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,dana.dragunoiu@gmail.com,shvabrin@humnet.ucla.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
Сон. Могу я вставить словечко?
Герб. Это незаконно.
Сон. Я вставлю словечко, как денежку в автомат: всё сразу двинется, вот увидите!
Министр. Говорите. Мне всё равно. Безобразие!
Сон. Доклад сделаю я. Ведь я так же хорошо осведомлён, как и все вы, если не лучше. Принято?
Герб. Я снимаю свой протест.
Son compares slovechko (a diminutive of slovo, “word”) that he wants vstavit’ (to insert) to denezhka (a coin) that one inserts into a machine. In VN’s novel Zashchita Luzhina (“The Luzhin Defense,” 1930) Luzhin senior tells his son that he can work the puppets and gives him a ten kopeck coin:
Станция находилась в двух верстах от усадьбы, там, где дорога, гулко и гладко пройдя сквозь еловый бор, пересекала петербургское шоссе и текла дальше, через рельсы, под шлагбаум, в неизвестность. "Если хочешь, пусти марионеток",-- льстиво сказал Лужин старший, когда сын выпрыгнул из коляски и уставился в землю, поводя шеей, которую щипала шерсть лодена. Сын молча взял протянутый гривенник. Из второй коляски грузно выползали француженка и экономка, одна вправо, другая влево. Отец снимал перчатки. Мать, оттягивая вуаль, следила за грудастым носильщиком, забиравшим пледы. Прошёл ветер, поднял гривы лошадей, надул малиновые рукава кучера.
Оказавшись один на платформе, Лужин пошёл к стеклянному ящику, где пять куколок с голыми висячими ножками ждали, чтобы ожить и завертеться, толчка монеты; но это ожидание было сегодня напрасно, так как автомат оказался испорченным, и гривенник пропал даром. Лужин подождал, потом отвернулся и подошёл к краю платформы.
The station was about a mile and a half from the manor, at a point where the road, after passing smoothly and resonantly through a fir wood, cut across the St. Petersburg highway and flowed farther, across the rails, beneath a barrier and into the unknown. 'If you like you can work the puppets,' said Luzhin senior ingratiatingly when his son jumped out of the carriage and fixed his eyes on the ground, moving his neck which the wool of his cloak irritated. He silently took the proffered ten kopeck coin. The governess and the housekeeper crawled ponderously out of the second carriage, one to the right and the other to the left. Father took off his gloves. Mother, disengaging her veil, kept an eye on the barrel-chested porter who was gathering up their traveling rugs. A sudden wind raised the, horses' manes and dilated the driver's crimson sleeves.
Finding himself alone on the station platform, Luzhin walked toward the glass case where five little dolls with pendent bare legs awaited the impact of a coin in order to come to life and revolve; but today their expectation was in vain for the machine turned out to be broken and the coin was wasted. Luzhin waited a while and then turned and walked to the edge of the tracks. (chapter I)
Next moment little Luzhin attempts to escape and through the wood returns to the country house of his parents. It is a black-bearded peasant from the water mill (the future inhabitant of Luzhin’s nightmares) who carries the boy down from the attic to the carriage:
Наконец, ещё через минуту, все гурьбой поднялись наверх,-- блестела лысина отца, птица на шляпе матери колебалась, как утка на бурном пруду, прыгал седой бобрик буфетчика; сзади, поминутно перегибаясь через перила, поднимались кучер, сторож и, почему-то, Акулина-молочница, да ещё чернобородый мужик с мельницы, обитатель будущих кошмаров. Он-то, как самый сильный, и понёс его с чердака до коляски.
Finally, after another minute had passed, they all went up in a posse — his father's bald head glistened, the bird on mother's hat swayed like a duck on a troubled pond, and the butler's gray crew cut bobbed up and down; at the rear, leaning at every moment over the balustrade, came the coachman, the watchman, and for some reason the milkmaid Akulina, and finally a blackbearded peasant from the water mill, future inhabitant of future nightmares. It was he, as the strongest, who carried Luzhin down from the attic to the carriage. (ibid.)
In Tolstoy’s Anna Karenin (1875-77) the heroine and her lover have one and the same nightmare. They dream of a bearded Russian peasant who says in French: “Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…” At the end of Tolstoy’s novel Anna commits suicide by throwing herself under the train. Like little Luzhin, she walks to the end of the platform.
The characters in VN’s novel Kamera obskura (“Laughter in the Dark,” 1932) include Dorianna Karenina, a movie actress. In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the portrait painter Troshcheykin mentions Kamera obskura (the movie that Ryovshin watched on the eve), “the best film of the season:”
Рёвшин. Одним словом... Вчера около полуночи, так, вероятно, в три четверти одиннадцатого... фу, вру... двенадцатого, я шёл к себе из кинематографа на вашей площади и, значит, вот тут, в нескольких шагах от вашего дома, по той стороне, -- знаете, где киоск, -- при свете фонаря, вижу -- и не верю глазам -- стоит с папироской Барбашин.
Трощейкин. У нас на углу! Очаровательно. Ведь мы, Люба, вчера чуть-чуть не пошли тоже: ах, чудная фильма, ах, "Камера обскура" -- лучшая фильма сезона!.. Вот бы и ахнуло нас по случаю сезона. Дальше! (Act One)
According to Barboshin (a private detective whom Troshcheykin hired in order to protect himself from the killer Barbashin), the last spring season was particularly successful for him:
Любовь. Алёша, что этому господину от меня нужно?
Трощейкин (тихо). Не бойся, всё хорошо. Это лучший агент, которого мне могло дать здешнее бюро частного сыска.
Барбошин. Предупреждаю влюблённых, что я научен слышать апарте яснее, чем прямую речь. Меня этот башмак давно беспокоит. (Стаскивает его.)
Трощейкин. Я ещё хотел, чтобы вы исследовали окно.
Барбошин (исследуя башмак). Так и знал: гвоздь торчит. Да, вы правильно охарактеризовали меня вашей супруге. Последний весенний сезон был особенно для меня удачен. Молоточек, что-нибудь... Хорошо, дайте это... Между прочим, у меня было одно интереснейшее дело, как раз на вашей улице. Ультраадюльтер типа Б, серии восемнадцатой. К сожалению, по понятным причинам профессиональной этики я не могу вам назвать никаких имён. Но вы, вероятно, её знаете: Тамара Георгиевна Грекова, двадцати трёх лет, блондинка с болонкой... (Act Three)
The action in “The Waltz Invention” takes place in spring. It seems to me that, two days after her mother’s fiftieth birthday, on her dead son’s fifth birthday, Troshcheykin’s wife Lyubov’ commits suicide and in the “sleep of death” dreams of Waltz, a madman who imagines that, using his Telemort (or Telethanasia, a death machine of immense destructive power), he can rule the word.
In VN’s story Volshebnik (“The Enchanter,” 1939) the protagonist finds a coin (that later proves to be false):
Слева сидела старая краснолобая брюнетка в трауре, справа -- белобрысая женщина с вялыми волосами, деятельно занимавшаяся вязанием. Машинально-проверочным взглядом следя за мельканием детей в цветном мареве, думая о другом, о текущей работе, о пригожей ладности новой обуви, он случайно заметил около каблука крупную, полуущербленную гравинками, никелевую монету. Поднял. Усатая слева ничего не ответила на его естественный вопрос, бесцветная же сказала:
"Спрячьте. Приносит счастье в нечётные дни".
"Почему же только в нечётные?"
"А так говорят у нас, в --".
Она назвала город, где её собеседник однажды осматривал скульптурную роскошь чёрной церковки.
"...Мы-то живем по другой стороне речки. Весь склон в плодовых садах, -- прекрасиво, -- и ни пыли, ни шума..."
"Говорлива, -- подумал он. -- Кажется, придётся пересесть".
Но тут-то взвивается занавес.
The curtain is raised the moment the protagonist sees the little girl for the first time. At the end of VN’s story the protagonist commits suicide by throwing himself under the wheels of a truck:
Когда же завыло впереди, за горбом боковой улицы, и выросло, одолев подъём, распирая ночь, уже озаряя спуск двумя овалами желтоватого света, готовое низринуться -- тогда, как бы танцуя, как бы вынесенный трепетом танца на середину сцены -- под это растущее, руплегрохотный ухмышь, краковяк, громовое железо, мгновенный кинематограф терзаний -- так его, забирай под себя, рвякай хрупь -- плашмя пришлёпнутый лицом я еду -- ты, коловратное, не растаскивай по кускам, ты, кромсающее, с меня довольно -- гимнастика молнии, спектрограмма громовых мгновений -- и плёнка жизни лопнула.
In the story’s last sentence mgnovennyi kinematograf terzaniy (the instantaneous cinematograph of tortures) is mentioned and the protagonist is compared to a dancer in the middle of a scene.
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,dana.dragunoiu@gmail.com,shvabrin@humnet.ucla.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L